Эмоции – топливо, которое нужно было переработать в результат.
Все лгут.
Начиная от изменяющих мужей и родителей, которые покрывают Деда Мороза, заканчивая подругами, которым позвонили, и мошенниками в телефоне.
Мир состоит из лжи и боли.
- А знаешь, мне все равно. Далеко, близко...важен сам факт. Когда любимый человек готов тебя на руках носить, это прекрасно.
Чужие печали - лучшее лекарство от собственной.
Твои опасения и неуверенность читаются на лице. И это понятно, мы знакомы меньше суток. К тому же я намного тебя старше, да и внешность у меня не модельная, а ты, возможно, ожидала иного.
Влюбилась в человека на другом конце света, и он оказался не мягким кроликом, но чёрным извращённым волком, ловко заманившим в свои крепкие страстные сети…
— Красотища, — мужичок довольно оглядел цветущий «прилавок», — а запах-то какой! Аромат! Шо тут за цветочки…Розы, ты погляди, пионы тут…А посреди фея стоит — несколько пошатнувшись, Цатка очертил в воздухе мою фигуру.
— Уже напился?
— В говнищ…
— Уйди отсюда. Всех покупателей распугаешь
— баба за поводьями, шо звезда в небесах. Ты её видишь, а она тебя — нет.
Все это как будто бы могло нехорошо кончиться, но тут наступила конечная, и старички вышли и медленно разошлись в разные стороны спокойные и отстраненные от всего, как до спора, так и не выяснив, при ком был самый сахар: при Брежневе или при Брежневе.
Ненависть с привкусом признательности – странная смесь чувств. Гремучая смесь.
Кто-то бежал прямо под моими окнами. В полной тишине можно было различить даже сбивчивое дыхание этого человека. Он был напуган, кто-то преследовал его. Потом голос разорвал тишину: – Не надо! Отпустите! Оставьте меня! И ему в ответ прозвучал низкий бубнёж: – Мы твои друзья!
Я вылез из постели, когда рассвело. Вошёл в общую комнату и столкнулся с чем-то невообразимым. Кровь хлынула от сердца и сковала меня до кончиков пальцев. Передо мной, прилепившись к стене, сидел человек. Косматый мужчина в синей жилетке, в рубашке с перепачканными пылью рукавами и в тёмных брюках, протёртых до дыр.
Вот прямо сейчас устрой уборку в голове. Вымети лишнее за порог. Посмотри на меня… Эй, а где обожание? — Да ну тебя!
Вчера мне исполнилось восемь. Отец поздравил по-своему — вручил шоколадный кекс и новые колючие варежки, а вечером выдал ремня за разбитую чашку. Чашки были для него важнее какого-то дня рождения.
Я оставлю любовь, которая оказалась слишком хрупкой. Оставлю доверие, которое разбилось о запотевшее стекло чужой машины. Оставлю наш общий мирок — старую квартирку, фотографии, сувениры из счастливых поездок.
А заберу единственное реальное сокровище — малыша.
Проблемы, как снежный ком, налипают друг на друга, будто я свернула с мощёной дороги в какую-то немыслимую грязь.
Мне больно, запредельно, я почти умер, прекрати, останови это! Пощади!
Больше мы о любви не говорили.
Вернёшься к столу? Луиза как раз заканчивает материться.
ты правда считаешь, что Арсений будет в восторге от того, что я с вами поеду? За то время, что мама и отчим были вместе, мы объездили не менее дюжины стран. Луиза тоже всегда была с нами, и мы часто делили с ней номер. При этом и речи не шло, чтобы к нам присоединился Арсений. – Ой, тоже мне проблема, – беззаботно отмахивается сестра. – Возьмёт с собой Инессу, или кого он там сейчас чпокает. Лучше, конечно, её – папа на седьмом небе от счастья будет. Расположение министра ему не помешает.
Арс остался таким же циничным и холодным подонком, как и четыре года назад и по-прежнему меня ненавидит
Арс остался таким же циничным и холодным подонком, как и четыре года назад и по-прежнему меня ненавидит
Вы знаете, что мы сидим за столом именинника? — со значением сообщает сестра и тут же разражается смехом. — Родственный блат
Как там Данил и, что ещё интереснее, как поживает твой личный дефлоратор Арсений?
Первое сентября.
Я его в том мире ненавидел. А тут, чую, возненавижу первое августа.
Ну свинство же! Вот спасу мир и потребую в награду провести школьную реформу, потому что лето — оно для отдыха, а не вот это вот всё.