Мне не нужна была просто хорошая оценка. Я на самом деле хотел, чтобы мир стал лучше.
У разбитого сердца так много осколков. Так много ночей проведено, наблюдая за тьмой, гадая где ты.
Но любовь неразумна. Она все терпит и никого не слушает. Тем и сильна, потому и побеждает режимы.
... человечество – это жалкое племя пигмеев перед бесконечными таинственными силами, окружающими нас.
Без нее никто бы меня не любил, и я сам всех бы ненавидел.
- Скажи, Александрина, почему ты так настойчиво пытаешься вывести меня в свет?
- Ну... - я даже растерялась. Сказать правду? Ещё обидится. Солгать? Поймёт. - Знаешь, я... просто думаю, что тебе стоит увидеть, каким стал мир. Сидя в четырех стенах, пропускаешь много интересного. Время ведь идёт.
- В данный момент время сидит перед тобой и слушает, зачем ему общаться со смертными.
Тот Игорь сильно бы разочаровался, если бы узнал, что будущее совсем не такое, как описал Кир Булычев, даже малейшее отклонение от этой кальки будущего очень сильно расстроило бы Игоря, как расстраивало оно его и теперь, когда стало настоящим.— Вот, — сказал бы Игорь самому себе прошлому, — видишь этот холодильник, который старше тебя на три года? Когда родители умрут, я приеду через несколько лет, включу его — и он заработает, и я буду класть туда продукты. Не в какое-то диковинное устройство, а именно в этот холодильник, который уже станет желтым от времени. И жена привезет мне сына на машине, не на летающей, а обычной машине, а сын будет кататься на обычном велосипеде. Игрушек только всяких интересных станет побольше и сладостей, а так — никаких билетов на Марс, никаких билетов на Луну. Ну, хоть игрушки и сладости — и то спасибо.
... и не важно, в какой степени ты безумный, если при этом ты ещё и просто милый человек. Люди тебя простят.
Человек ненавидит то, что его сгубило, что ему жизнь поломало.
Чёрные боксеры подчёркивали его загорелое, стройное тело – рельефные, но не перекачанные мышцы груди и живота, широкие, сильные плечи и красивые, крепкие ноги – так сексуально, что девчонки разом затихли и лишь слегка перехрюкивались глупыми смешками.
Потому-у-у, потому что мы пилоты. Небо наш, небо наш родимый до-о-ом. Пошли на фиг все тупые идиоты, и без них прекрасно проживем!
Принять неизбежное - не грех. Грех принимать за неизбежное то, что можно изменить.
Женщина не должна бояться потерять мужчину. Не должна преподносить себя на алтарь в качестве агнца на заклание во имя сохранения мнимого очага. И если вдруг в тебе просыпается это гадкое ощущение, что ты обязана принести жертву, чтобы быть рядом с кем-то счастливой, то знай, это не твой мужчина. Пора бежать, сверкая пятками.
Даже если тебя толкнули в грязь, надо лежать с высоко поднятой головой.
Я хочу, чтобы вы максимально использовали собственные возможности. Я хочу, чтобы вы загнали сами себя в угол. Не оставляйте себе другого выбора – только успех. Пусть одна только мысль о неудаче покажется вам настолько омерзительной, что у вас не останется никаких других вариантов, кроме успеха.
Хотя чего ещё ожидать от Людей? Слабые телом и духом мелочные существа, падкие на подлость, низость и обман.
– Плоскости, искажение структур, как-то все слишком уж фантастично…
– А то, что тебя окружает, не фантастично? – хмыкнул Наблюдатель. – Сидишь под деревом в другом мире, у тебя над головой спит трехполое существо, дружишь с девушкой-оборотнем, сам спишь с эльфийкой – и еще заявляешь о фантастичности!
Судьбы не существует. Есть не зависящие от нас обстоятельства, и есть наша воля. Из их столкновения рождается нечто, что часто называют судьбой, но мне больше нравится слово "жизнь".
Элли, я давно усвоила один важный урок: «если бы» — это очень опасная игра.
Если одна из двух групп «в каком угодно смысле примитивнее другой, значит, сама ее примитивность должна быть приспособлением к какому-то менее специализированному способу жизни, который данная группа успешно осуществляет; это не может быть просто признаком неэффективности».
Затем я взял заранее подготовленный документ. Он представлял собой отказ от прав, позволяющий мне опросить его и записать этот опрос на пленку. Это важный момент для данного дела, так как МакБёрт подписал каждую страницу своего заявления в полицию. Из этих подписей большинство людей сделает вывод, что он вполне осознавал, что подписывает. Поэтому я составил письмо-разрешение, которое ему предстояло подписать, чтобы позволить мне опросить его и записать опрос на пленку. Письмо было в двух копиях. Первая выглядела так:Глазго, среда 23 мая 2007 года.
Мое имя Джимми МакБёрт. Настоящим я даю разрешение на запись моего голоса и употребление записи любым подходящим образом для моего судебного дела.Однако второй экземпляр содержал преднамеренные ошибки. Обессмысленная вторая версия была сформулирована так:Глашго, серда 23 мая 2007 года.
Мое иммя Джимми МохБёрт. Настоящим я не разрешение на запись моего глаза и злоупотребление записью любым неподходящим образом для моего судебного ела.Я попросил Джимми взглянуть на них и подписаться под ними, если он согласен с тем, что в них написано. Я смотрел, как он изучал эти документы. Я спросил его, одинаково ли их содержание. Он положил их одну рядом с другой, а затем кивнул. Затем он их подписал. Все это происходило с согласия и под надзором его законного представителя, также присутствовавшего при подписании этих бумаг. Джимми МакБёрт не заметил ошибок во втором экземпляре, даже несмотря на то, что его имя было написано как МохБёрт, Глазго – как Глашго, а мне было позволено «злоупотребить» аудиозаписями его голоса любым «неподходящим» образом, который взбредет мне в голову. Мне не нравилось все это с ним проделывать, но я чувствовал, что эти вопросы напрямую касаются его способности обращаться с письменной речью. Я сделал эти документы настолько простыми, насколько только мог, учитывая сведения, которые они должны были содержать. В результате этой проверки мне стало ясно, что если МакБёрту было трудно разобраться с простым документом из двух предложений, то он уж точно не сможет обработать десятистраничное заявление.
Чтение – еще один (и очень эффективный!) способ выкачать из мироздания немного радости сверх отпущенной нам нормы, и мне кажется, что долг родителя – попробовать научить ребенка эту радость находить и использовать. Чем шире круг вещей, доставляющих нам удовольствие, тем богаче, интереснее и, в конечном счете, счастливее наша жизнь, тем лучше мы защищены от неизбежных огорчений и травм. Сделать книгу источником радости, а не вины и тревоги («опять не читал сегодня!»), – значит обеспечить своего ребенка еще одним спасательным кругом, еще одним источником тепла и света в царстве холода и мрака.
Нанесённое мне оскорбление я не забыла. Но месть, это чистый лоток, в который давно не ходили.
Вы неправильно меня поняли, – продолжал он, – я не осуждаю людей, нуждающихся в помощи – без нее никому не обойтись. Но при этом не верю тем, кому платят за то, чтобы меня слушать. Мне ненавистна сама мысль о том, что совершенно посторонний человек будет знать обо мне вещи, которые я – как и все остальные – так тщательно скрываю от окружающих. Ни одна живая душа не должна обладать над человеком такой властью.
Каким бы идеальным ни казался тебе предмет, процарапай поверхность – и увидишь гнильцу.