девушки, милые мои, женщины, — изменяют и умным, и красивым, и успешным, и самым-самым. Поэтому не вините себя. Не закапывайтесь в этом чувстве. Модно говорить, что в измене виноваты оба. Так вот, виноваты оба, но исключительно до момента, пока в вашей постели не появилась третья. Как только она туда прошмыгнула, виноват исключительно тот, кто ее туда притащил.
Я вышла с книгами в руках и квадратными глазами. Перед тем, как сложить их на чемодан, я еще раз потерла опустевший карман, искусанный местными ценами. Я была почти готова отдать долг государству, хотя никогда у него не занимала!
В подъезде отчетливо пахло мачо. Какой-то мачо наведывается к нам по зову внутренних органов, не в силах противиться могучей силе инстинктов.
«Надеть только в случае острой финансовой необходимости», — вздохнула я, рассматривая пушистый серый свитер с волками. Когда-то он был последним писком моды, но потом эту моду зверски задушили. И было за что. Под свитером, надетым на голое тело, все чесалось и зудело так, словно блохи у нас с волками были общими.
«Пенсионный возраст был поднят! Новый королевский указ!», — прочитала я, немного погрустив о будущем. Я уже твердо решила вести здоровый образ жизни и каким-то чудом дожить до ста лет, чтобы однажды сильно огорчить королевскую казну.
Огромная похотливая лапа проверяла на месте ли мои прелести каждые десять секунд. Словно они должны отпасть. Я за собой такого не замечала, но, видимо, у принца оборотней такой опыт уже был.
Огромные бицепсы поигрывают во сне. Есть подозрение на нервный тик.
Эх, не бывает плохих товаров. Бывает неправильный маркетинг.
– Ты в сказки веришь?
- Если бы я верила в сказки, то уже бы вышла замуж, - ответила я.
Ее голос спугнул стайку снегирей, которые новогодними красными шарами сидели на елке.
Я резко подняла глаза, встретившись с ним взглядом. В нем не было ни сожаления, ни жалости. Только зимняя стужа, способная заморозить даже самое горячее сердце.
Под вой метели, под пение вьюги, на снежном покрывале этот поцелуй вдыхал в меня жизнь. И я схватилась за нее, жадно ловя чужие губы, из которых сочился холод. Одна моя рука вцепилась в чужую руку, сжала ее изо всех сил, а я подалась вперед, сама раздвигая чужие губы, словно выпрашивая еще капельку жизни.
Видимо, я все-таки переоценила свои силы, поэтому силы изменили мне.
Вежливость? Ах, о чем вы? Вежливость — удел людей, не испытывающих лишений. Вежливость погубила больше людей, чем все войны вместе взятые.
— Привет, Малыш.
— Миша… — расстроено. — Я пыталась запечь гуся.
— Он ущипнул тебя и сбежал?
— Ну Миш! Он уже практически сгорел снаружи, а внутри все еще сырой.
— А я то думаю, за что бы тебя сегодня выпороть!..
Хихикает…
— Вытащи его. Я его расчленю и дожарим.
— Но я же хотела красиво!.. — вздыхает.
— Подашь топлес, я буду в эстетическом экстазе!
Жена для любимого мужа лучший адвокат: сама же его и обвинит, и оправдает, и простит… ну, или посадит.
…Выпороть ремнем за проступок можно лишь единожды, по горячим следам. А промывать мозги и напоминать о проступке можно много раз.
Но у папы нет ничего, что могло бы вас привлечь. Ни денег, ни ног. Значит, вы его любите!
— Нету больше царевичей! Нету… всех роздали!
— Совсем всех? — уточнила неизвестная девица.
— Совсем, — отозвался Антошка и, глянувши на растянувшегося поверх исписанных листов Каприза, добавил. — Котики вот осталися!
А что? Котики — чай, царевичей не хуже будут.
Свея даже самую малость жаль было.
Живой же человек. А тут богиня… или там воплощение. Кто их разберет-то? Но главное, с обычною бабой, ежели чего, и поспорить можно. А с богинею как?
Антошка тихо порадовался, что его-то Аленка сиротою осталась. А то мало ли… от тещи всякое подлости ожидать можно. С неё станется и жрицею оказаться.
Прежде-то Баська с Маланькою за холопами приглядывали, но ныне негоже то царевым-то невестам — от радость-то великая, Фрол-то Матвеевич, как прознал, три дня лежьмя лежал да сердце мацал, а после встал и еще три дня пил беспробудно на пару со сродственником своим. Хорошо хоть без безобразий пришлось.
У меня все натуральное, а что не натуральное, то почти естественное.
Узнала о себе много нового. Оказывается, я нежная и трогательная. Что есть, то есть. Могу потрогать хоть нежно, хоть с особой жестокостью.
— Я сейчас одного темного тихо благословлю… — пообещала зловеще. — А если не достанет слово, откат получишь скалкой!