«Но если трогательность нежных слов
Не может вас ко мне расположить,
Тогда — как воин, а не как влюблённый —
Любить меня вас я заставлю силой.»
           Два веронца
«Рассказать тебе тайну настоящей любви? – спросил он ее однажды. – Мой друг часто говаривал, что женщины любят цветы. У него было много романов, но он так и не нашел себе жену. Знаешь почему? Женщины любят цветы, но лишь одна из сотен тысяч любит аромат гардений в конце лета, напоминающих ей о крыльце бабушкиного дома. Лишь одна из них любит цветы яблони в синей чашке. Лишь одна любит дикую герань».
«Это мама!» – воскликнула Инеж.
«Да, мама любит дикую герань, потому что не существует других цветов этого оттенка, и она утверждает, что, когда ломает стебель и заправляет его себе за ухо, весь мир пахнет летом. Многие парни будут дарить тебе цветы. Но однажды ты встретишь того, кто запомнит твой любимый цветок, твою любимую песню, твои любимые сладости. И даже если он окажется слишком бедным, чтобы принести их тебе, это не будет иметь значения, потому что он потратит время, чтобы узнать тебя так, как не знает никто другой. Только он заслужит твою любовь».
Это я к тому, что преданность, она, знаешь такое дело, непостоянное.
***
– Тони, дай пива! – крикнула, перекрывая шум негромкой музыки.
– Тебе какого, Каи?
Глядя в глаза Навьена, я ответила:
– Темного, крепкого… с привкусом горечи.
Еще глоток, с огромным удовольствием, и я констатировала:
– Горькое, очень горькое, примерно как предательство, да?
***
Это знаешь… как хороший кофе, поданный в хорошей кофейне – напиток, который притягивает оформлением, ароматом, вкусом. Ты – притягиваешь. Неявно. Не сразу. Но чем больше на тебя смотришь, тем меньше хочется отвести взгляд.
***
Ложь льется потоком, и только правду приходится кропотливо собирать по осколкам собственного мировоззрения, мироощущения, миропонимания…
***
«Мама, смотри, звезды падают», – мой звонкий голос откуда-то издалека, из детства, из сердца.
«Они не падают, они сгорают без остатка, – тихий ответ матери».
***
Для кого-то жизнь что-то основательно длинное, для кого-то – яркая вспышка метеорита.
***
Бывают дни, в которые просыпаться не хочется. Ты понимаешь, что как бы надо встать, но… вставать нет никакого желания. Лежишь, с закрытыми глазами, и открывать не хочется.
Ничего не хочется.
И мозг старательно ищет повод заставить тебя двигаться.
***
Тут штука такая работает – когда ты молчишь, всегда кажешься умнее, чем есть на самом деле
А чем недоступнее, тем желаннее, сам понимаешь.
— Как же ты решаешь, что именно тебе делать в том или ином случае? — поинтересовалась я. — Может, Господь направляет тебя?
Правда, мне казалось совершенно невероятным, что Бог решил вдруг пообщаться с рыжим Джаспером, который даже сейчас, в марте, был с ног до головы покрыт веснушками.
Он рассмеялся.
— Нет, Господь Бог не ведет со мной бесед. Просто я стараюсь сохранить веру в свою семью, в своего короля и в свою страну — именно так, в таком порядке. Я готовлюсь к новым трудностям. И надеюсь на лучшее.
- Почему нет, Белоснежка? - спросил муж с досадой, я же, нервно куснув губу, снова открыла глаза и призналась:
- Потому что боюсь!
- Я буду нежен...
- Не этого! - он вопросительно приподнял бровь, а я, пока не иссякла вся смелость, торопливо заговорила: - Боюсь тебя разочаровать. Я ведь неопытная, совсем почти, всего-то пара невинных поцелуев с сослуживцем брата - вот и все, что было. Как мне конкурировать с твоими бывшими? Великолепная Регина, на все готовая Амелия, гибкие и раскованные циркачки... Они умеют все. А я замороженная девственница, которая представления не имеет, как доставить мужчине удовольствие. Что мне делать, Варг? Что...
- Любить меня, - оборвав поток слов, срывающихся с моих губ, проговорил эррисар. Глаза его светились серебром, а голос при этом был такой хриплый, словно фраза ему далась с трудом.
- Любить... - повторила я шепотом, завороженно глядя в лицо мужа.
- Люби и не предавай, - сказал совсем тихо, но я услышала и, обняв его за плечи, поцеловала сама. Как умела, как чувствовала, вложив в этот порыв все переполнявшие меня эмоции. Любить и не предавать... ни за что не предам!
— Ты разделишь со мной ложе, и этой ночью нам не уснуть.
Она провела пальцем по его тонкой переносице:
— Это просьба или приказ, сир?
Доранис прищурился:
— Что с большей готовностью приведёт тебя в мои покои?
— А ты как думаешь? 
Кастиль не сомневалась в ответе. Доранис не был тираном или глупцом.
На мгновение он прикрыл глаза, а когда снова их открыл, она могла поклясться, что увидела в них обещание вечности.
— Ты разделишь со мной ложе, Кастиль-иль-Верас?
— Да, — согласилась она и прильнула к его губам в коротком поцелуе. — Разделю. Эту ночь и все последующие, пока ты будешь приветствовать меня там.
— Почему, когда я трогаю тебя или думаю о тебе, я понимаю, что других нет. Ты одна, - Андрей склоняет голову и целует мою шею. Разрешает моим ожившим пальцам запутаться в его волосах. 
– Я привязан к тебе и дело не в детях. Мне нравится в тебе все: улыбка, голос, запах, смех. Все, до последней родинки. Я помню их все с нашей первой ночи. Почему, Светка, мне некуда идти? Только к тебе. ⠀
 — Не знаю. ⠀⠀
 — Я знаю.
***
Поцелуем можно убить, признаться в любви, обидеть и отомстить. Поцелуй может быть горьким и сладким, первым и последним. Немым, равнодушным или красноречивым. Но бывают поцелуи, когда за нас говорят души. Когда исчезают границы возможного и люди проникают друг в друга ростками, отдавая себя без остатка и оставаясь в своем человеке навсегда. В глазах, в памяти, в сердце. В жизни. И не важны место действия и момент. Важны удары сердца – одного на двоих. В тишине прихожей я слышу эти удары очень отчетливо. Моя. Моя. Моя. Мой. Мой. Мой.
Мы совпадали с ним идеально, до миллиметра кожи, до такта дыхания, до децибела стона, и, если бы у желания не было названия, я бы дала ему его имя.
Любить устала. Не любить – больно. Кому-то мало. С меня – довольно. Спокойно спите, а я плачу И понапрасну себя трачу. И задыхаюсь в бессильной страсти. А утром только дрожат запястья, А утром только глаза – ямы, А утром губы прямо упрямы…
***
Все мы ограничены обстоятельствами, окружением, положением в обществе, – вдруг ясно осознала: отчаянно жажду именно этого. Самой принимать решения и выбирать!
***
Как легко обмануть того, кто сам рад и готов обманываться!
***
Наверное, он был красив. Но красота эта не коснулась моей души и не согрела сердце. Умирающая лань, которую подмял под себя голодный лев, тоже теоретически может оценить грацию, силу и привлекательность своего убийцы. Если успеет. Но не более. Да и не до этого ей будет.
***
«Каждому человеку дается ровно столько испытаний, сколько он в состоянии вынести». Меня это всегда немного смущало. Что значит «в состоянии»? До какой степени? До смерти? До сумасшествия? Где грань?
***
Мы не можем ждать милостей от судьбы, взять их у нее – наша задача.
***
Два наслаждения у души – настаивать и терпеть. Два наслаждения у разума – владеть и отдавать. Два наслаждения у тела – прикасаться и обладать.
***
Недостойно воспитанного человека делать достоянием публики страх, гнев, ненависть, обиду, выворачивать душу наизнанку перед окружающими. Все твое должно остаться с тобой. В тебе.
***
Там, где никого и ничего не знаешь, молчание действительно становится золотом. Слушать, запоминать, делать выводы и, главное, молчать, сколько сможешь, — прекрасный девиз на первое время для того, кто не представляет, во что буквально со всего размаху вляпался.
— Видите, никакого насморка, — раздраженно произнесла Айшарин.
— И я не больна. И заразиться вы от меня точно не можете.
— Поздно.
— Что «поздно»? — не поняла Айшарин.
— Заразился, — глухо ответил Лексан. — Смертельно. И навсегда...
Выбор без выбора — мерзкая штука.
"...если судьба ставит много препятствий на твоём пути, то стоит задуматься, а туда ли ты идёшь. С другой стороны, боги награждают тех, кто настойчиво добивается цели, не сворачивая с пути. И только мудрый человек знает, когда остановиться, а когда идти на пролом."
Что ложью началось, то ложью и должно было кончиться; это закон природы. 
– Почему мы любим, Тер?
– Думаю, нам просто не хватает тепла. Когда ты принимаешь в себе любовь, ты словно получаешь ещё одно сердце в подарок. Два сердца вместо одного. Они трепещут в твоей груди, бьются в одном ритме и постепенно сольются в одно огромное и горячее сердце. Разве это не прекрасно?
Не надо, Дей! – прошу – нет, умоляю – я. – Не надо этого делать. А как же Лина? А твой ребенок? 
– Ты сама когда-то сказала, что невозможно любить насильно. Вот и я их не люблю и не смогу полюбить. И ты меня никогда не сможешь полюбить. Ты ведь его выбрала, я слышал. 
И я молчу, не могу ответить. Как я могу ответить тому, кто умирает вместо меня? 
– Ты ведь уже беременна, – шепчет Дей, а я вижу кровь, бегущую по его губам. Не мою, а его кровь. – Я это только сейчас понял. Спасаю не только тебя, но и твоего ребенка. Так что живи, Тори. За двоих живи! 
Мой вдох, его выдох. Мой вдох. Мой вдох. А выдоха Деймона уже нет…
***
Он сорвал травинку и провел ее кончиком по моему животу, обводя контуры бедер. 
– Но закат – это конец, Тори, а я не хочу, чтобы наша история кончалась, едва начавшись. Поэтому мы полетим утром, – пообещал он. – В рассвет. В будущее. Вперед.
***
Какими бы мы, женщины, ни были прожженными стервами, внутри всегда ожидаем чуда.
***
Мы такие, какими нас делает окружение. Кого-то ломает, а кого-то закаляет. Я предпочитаю думать, что отношусь к последним. Ведь кто знает, родись я вольной или богатой, стала бы я стремиться к чему-то большему?
***
– Мне казалось, я поставила в наших деловых отношениях точку. 
– А я исправил ее на запятую.
Я ведь неудачница по жизни. Все не так, и все не то.
И я это изменю. Аутотренинг, ага. Наша жизнь — в наших руках. Верно? А хера ныть? Не устраивает что-то? Меняй!
***
Жизнь без тебя была замечательной. Тихой, спокойной, предсказуемой. Еще несколько дней назад я был этим доволен. 
***
Да, иногда стоит вести себя, как истинная женщина. Обычно мужчин это ставит в тупик. Так что если ты не права, то знай, что ты можешь стать права. Так то))
***
В общем, хочу сказать, что ваши возможности обусловлены лишь вашим сознанием.
«Мы говорим, что являемся правителями этой страны, — размышляла я, — но не соблюдаем установленных в ней законов. Мы говорим, что руководим ее населением, но даже не пытаемся обеспечить народу мир и процветание. Мы, аристократы, без конца ссоримся друг с другом, и наши ссоры приносят в дома этих людей смерть и разорение, но нам по-прежнему кажется, что наши мнения, наши планы и наши мечты куда дороже их безопасности, их жизни, здоровья их детей».
Люди должны любить. Им свойственно это чувство. Они должны пылать и поддаваться страстям. Должны мечтать и витать в облаках. Просто обязаны постоянно испытывать какие-то эмоции. Они должны... это – естественно и совершенно нормально. А для молодых это ещё и настоятельная потребность, лишив их которой можно получить гораздо больше проблем, чем пользы. Так что пусть любят. 
Пусть творят безумства. Хотя бы в эту ночь, когда они точно разрешены. Пускай... пускай хотя бы они сегодня живут.
– Я тоже пришла сюда живой! – простонала Айра. – И хочу, чтобы он жил! Слышишь?! Хочу, чтобы он снова ЖИЛ! Я меняю его жизнь на свою! Ты не можешь мне отказать! А я отказываюсь, ясно?! Отказываюсь брать твоё Сердце!!! Мне ничего не нужно, если погибнет он!
Как ты можешь? неслышно вздохнул заплутавший в листве ветер.
– Могу! Это моё право!
Для чего? недовольно шевельнулась вдалеке проснувшаяся лава.
– Потому что я прощаю его!!
Зачем? тоскливо прошептали реки.
– Затем, что он мне нужен!!! – в отчаянии вскрикнула Айра.